Трасса Cаванна-Вэй – это 3200 километров от тропического Северного Квинсленда до Брума в Западной Австралии. Джон Арлидж забирается в пикап, чтобы совершить самое долгое и опасное путешествие в своей жизни.
“Бывает, люди здесь гибнут. Я сам чуть не окочурился, когда выпал из машины, сломал ногу и по мне пробежал одичавший бык. Удачи вам!” Скотовод Эндрю Дэниэлз машет рукой и сматывается прежде, чем я успеваю выпрыгнуть из битого пикапа. В саванне наступает рассвет. Я собираюсь пасти коров. Но не верхом, а на древнем зеленом джипе без окон, дверей, крыши и ремней безопасности, но зато с кровью на капоте.
Кейси МакГрат, водитель ростом с быка, объясняет: “Мы выслеживаем зверя, и я его прижимаю – не сильно, только чтобы упал, как велосипедиста. Потом, подмяв его под машину, связываю раньше, чем он опомнится и всадит мне рога в...” Рация прерывает его, не дав определить место, но шрам на груди указывает на самую вероятную мишень. “Бык слева”, – говорит Ян Кеннеди, пилот, зависший на своем вертолете-разведчике Robinson R22 в 30 метрах над зарослями.
Кейси наступает на газ ботинком Blundstone, и мы с лязгом и треском устремляемся в заросли, сев на хвост 300-килограммовому бурому бычаре. Мы сшибаем термитники и разносим стволы фарфоровых эвкалиптов, как будто они и вправду из дорогого китайского фарфора. Из каждого поверженного дерева фонтаном бьет сок. Я почти ослеп от колючих и ползучих плетей и почти обезглавлен низкими ветвями эвкалиптов.
“Ага, попался!” – орет Кейси, выгнав быка на открытую местность, и с руганью разворачивает своего железного коня. Пара бросков, и мы его догоняем. Вот громкое дыхание зверя слышно уже из-под самого стального носа. ТРАХ! Мы врезаемся в быка с такой силой, что сотрясается рулевая колонка и все шасси... “А заодно мы это мясо отбиваем”, – ухмыляется моторизированный ковбой, связывая скотине задние ноги.
Тут все очень необычно. Сегодня первый день моего самого большого путешествия: от Великого Океанского Пути до Кэннингского Скотопрогонного Пути. Австралия славится лучшими в мире водителями. Но проехать Саванна-Вэй, бесконечный, как полет аиста ябиру, могут лишь самые искусные. Это самая длинная трасса в мире – длиннее американских Route 66 и шоссе на Тихоокеанском побережье. Извиваясь среди манговых плантаций и банановых зарослей тропического Северного Квинсленда, дорога идет на запад по пестро-коричневой степи, а потом – темно-красной полосой – через кустарники Северной Территории. Через 3200 км, не везде покрытых асфальтом, она заканчивается на побережье Индийского океана в Бруме, в Западной Австралии.
Бёрк энд Виллз – захолустная деревенька в три двора, и именно отсюда мне придется начать свой путь. Ford Ranger Wildtrak – самый новый и самый доступный по цене внедорожник от американского автогиганта. Чуть меньше чем за $35 000 вы получаете приличный 2,5-литровый турбодизель, двойную кабину, блестящие дуги, кондиционер и достаточно подушек безопасности, чтобы остановить бешеного кенгуру. Кузов моего “юта” – так в Австралии называют пикапы – пуст, но под кузовными тентами Ranger механика Ford Марка Бигвуда и моего гида Мэтта Груби спрятаны пожитки, инструменты и мясо диких кенгуру. Запас для меня и моей машины на целый месяц.
“Далеко ли до следующего города, приятель?” – спрашиваю я Кевина, заправщика на первой бензоколонке. Он затягивается самокруткой и отхлебывает из банки Tooheys. “Если на асфальте жать 240 км/ч, то банки четыре”. Измерять расстояния количеством выпитого пива, а не километрами – увлекательное занятие, но мы решаем оставить его местным. На длинных однополосных дорогах в саванне нет скоростных ограничений, и, пустившись в путь, я вскоре разгоняюсь до полутора километров в минуту на грунте и почти до трех – на узком пунктире асфальта.
Чтобы ездить по мелким круглым камушкам, которыми усеяны кроваво-рыжие грунтовки, нужно особое мастерство. Фокус в том, чтобы не слишком крепко цепляться за руль и не переживать, когда тебя заносит на ползучем покрытии. Даже на одном заднем приводе Ford плывет по утрамбованным колеям, похожим на стиральную доску и проскальзывает в повороты на скорости до 130 км/ч. Нажатие на тормоз, когда машина ныряет в яму, помогает поднять нос на выезде. Таким макаром я добираюсь до места своей первой ночевки – национального парка Лаун-Хилл, и забираюсь в палатку у Каррара Крик.
“Пока ехать было легко, но следующий участок будет потруднее”, – говорит Мэтт за завтраком (омлет и сосиски из эму). Название у перегона подходящее – от “Ворот Ада” к “Отелю, Где Разбиваются Сердца”. Первая опасность – переправа через реку сразу за Лаун-Хилл. Мэтт смотрит на течение. “Переключись на пониженную, езжай медленно и ни в коем случае не заглохни. Ты-то позавтракал, а крокодилы еще нет”, – улыбается он. На высоких оборотах Ranger ревет, как небольшой самолет, но я в конце концов вползаю на противоположный берег.
Вторая опасность – сама дорога. Саванну не просто так прозвали ВАП – “Великий Австралийский П...ц”. Здесь нет ориентиров, очень мало указателей, а все пыльные дороги похожи одна на другую. Несколько раз промазав мимо нужных поворотов, в мотеле у “Ворот Ада” я оказываюсь только поздним вечером. «Ворота» называются так потому, что в XIX веке полиция бралась обеспечивать безопасность путешествующих из Квинсленда только до этих пор. На 800 км от Ворот до Кэтрин на Северной Территории люди могли надеяться только на себя. Я, кажется, тоже.
"Скоро стемнеет. Валлаби проснутся, а люди лягут спать. Если что-то пойдет не так, помощи можно ждать только утром", – ободряюще говорит Мэтт. Когда едешь на закат в облаке пыли от проезжающих машин, у тебя есть выбор. Можно либо притормозить и пробираться ползком, пока пелена не рассеется, либо крепче ухватиться за руль и верить, что проскочишь через бурлящую охряную муть, не угодив в ближайший эвкалипт. Моя вера вознаграждается: я доезжаю до следующей реки, пересекаю границу Квинсленда и оказываюсь на Северной Территории. А еще перевожу часы на 30 минут назад.
Вскоре меня вновь охватывает тревога: я-то пришел раньше графика, но Мэтта и Марка до сих пор не видно. Полчаса назад фары их Ranger маячили в кильватере, но теперь, в темноте, я не вижу и не слышу их. Я жду. Сорокопуты выводят арпеджио, а пыльный бес сдувает золу с выгоревшего кустарника, посылая маленькие темные смерчи танцевать на дорогу передо мной. Еще через полчаса на меня, как и предсказывал Мэтт, наваливается одиночество. Я поворачиваю назад.
Въехав на вершину холма, вижу фары. Сквозь пыль узнаю Ranger. Стоящий на колесах, но с включенной аварийкой и только один. На 160 км вокруг – ни одного города, небо чернее чернил, а у нас только маленькая аптечка первой помощи. Это худшее время и место для аварии. Когда я подъезжаю ближе, вижу Марка, лежащего под машиной. Внутреннюю боковину задней шины разорвал камень. "Ты в порядке?" Марк поднимает ногу, чтобы показать, что все нормально. "Просто прокол", – доносится из-под пикапа.
Когда трогаемся, свет фар Ranger без конца отражается в глазах многочисленных валлаби и индийских журавлей и кажется, что на земле звезд больше, чем в небе. "Если они побегут через дорогу, не уворачивайся, потому что тебя начнет разбалтывать, – предупреждает Мэтт. – Просто молись, чтобы успели перебежать. А если не успеют, куски покрупнее ближайшее кафе возьмет на гриль".
Несмотря на унылое название, “Отель, Где Разбиваются Сердца” на перекрестке шоссе Карпентария и Тэйбллендз трещит по швам от дальнобойщиков, пива и грохота музыки. На следующее утро узнаю: долгие годы отель был борделем. Дирекция утверждает, что теперь все чисто, но я подозреваю, что водилы грузовиков развлекаются не только видеопорнухой.
Даже при отсутствии скоростных ограничений на Северной Территории невозможно “покрывать” расстояния – их можно лишь потихоньку одолевать. На пути в Кэтрин мы с Ford проезжаем почти три километра в минуту, приглядываясь к небу там, где дорога обозначена как "Аварийная Посадочная Полоса". Я еду так быстро, что едва не въезжаю в Toyota Land Cruiser на обочине. "Парни, у меня прокол, а гайки на кронштейне запаски не отворачиваются”, – скулит водитель. Из своего Ranger Марк живо притаскивает “болгарку”. "Всегда мечтал разгромить Toyota", – смеется он.
На Стюарт-Хайвей, который ведет к Кэтрин, асфальт бормочет у меня под колесами. Я с удовольствием рассказал бы, как Ranger управляется в поворотах. Но здесь их нет. Главная опасность на этой дороге - длинная и прямая. Это автопоезд. Огромные тягачи, тянущие по четыре прицепа, с грохотом проносятся мимо. Земля дрожит! Даже если громадина не закатает вас в асфальт, созданная гигантом воздушная волна непременно попытается снести ваш автомобиль с дороги. Я пытался считать разбитые автомобильные остовы на обочинах - больше всего они напоминают сгоревшие кибитки пионеров Дикого Запада. На двадцатом бросил...
Первые светофоры в Кэтрин жутко мешают, но вскоре я выезжаю на шоссе Виктория, направляясь на запад, на пыльные дороги национального парка Грегори. На этот раз я еду за Мэттом. И вдруг, выехав из крутого поворота и облака пыли, я вижу, как из рытвины его машина выпрыгивает прямо в дерево! "Я в порядке, а Ranger – нет", – после столкновения, перетряхнувшего все кишки, он заикается. Покорежены капот и бампер, радиатор пробит...
В саванне на 650 километров в округе нет ни одного сервиса. Местные водители – механики поневоле. Для починки своего коня Мэтт прочесывает кусты в поисках импровизированных инструментов и запчастей. "Удивительно, что только не годится для ремонта, -– комментирует он. – Один из известных фокусов – набить пробитую шину травой спинифекс. Если ломается подвеска, к рычагу подвязывают молодое деревце – и поезжай хоть на другой конец Австралии, только осторожно. Дыру в радиаторе можно заделать чем угодно: от перца до помета кенгуру".
Несколько безжалостных манипуляций молотком и ломом, и Ford с Мэттом снова в пути. Мы едем колонной всю оставшуюся дорогу до Западной Австралии: мимо огромных плосковерхих холмов, которые похожи на гигантские столы для пикника, через заросли бутылочных деревьев, которые растут будто вверх ногами... На границе с Западной Австралией мы переводим часы еще на полтора часа назад и заправляемся из бензоколонок с туземным орнаментом. "Тотем Дизеля", – шутит Мэтт.
На следующее утро мне выпадает счастливый жребий: из маленького городка Кунунурра с алмазными шахтами через озеро Аргайл до Бангл Банглз я полечу на самолете. Здесь древние купола гор, изрядно подточенные эрозией, торчат из заросшей кустарником плоской равнины. Горы возвышаются на 100 метров, образуя обширную цепь, напоминающую соты. Параллельно Мэтт и Марк едут на машинах. С воздуха на фоне гигантского рельефа их “рейнджеры” кажутся микробами. Пыльный хвост за ними – жалкая струйка дыма...
На свете не так уж много рукотворных вещей, способных впечатлить больше Кимберли, но отель в парке Эль Квестро очень близок к этому. Любимый номер Кайли Миноуг –"Чемберлен", $1800 за ночь – апартаменты между небом и землей. Через небольшое окошко открывается вид на красные песчаные вершины, уходящие за горизонт. Воздух звенит от жары. Последний привал, прежде чем отправиться в заключительное 600-километровое путешествие через Холлс Крик и Фритцрой Кроссинг в песчаные дюны Брума.
Теплые воды Индийского океана вымывают пыль из моих легких. Я откидываюсь в кресле и размышляю, что вынес из 3200-километровой одиссеи по австралийской степи. Чек за "пидорский дринк", после того как я заказал яблочный сок с газировкой? Ну, да. Мясо для барбекю из-под колес? Конечно. Но лучшим воспоминанием оказалось облегчение, с которым я рухнул в кузов Ranger после утренней охоты на быков с моторизованным ковбоем Кейси. Я глядел в ярко-голубое небо, а моя кожа была высушена так, что, клянусь, трещала, когда я улыбался, чтобы напомнить себе, что еще жив...
