Что случилось под Ленинградом в августе 1941: тайна танкового погрома (лучшее за 2017)

Забытый подвиг, в котором странно всё: от даты до памятника. Кто такой Зиновий Колобанов? Кто приврал — наши или немцы? Выясняем на месте
Юрий Урюков

Изучая окрестности Санкт-Петербурга на машине, обычно заезжают и в Гатчину. У величественного дворца не протолкнуться — туристический ажиотаж. А всего в 12 км к западу — провинциальный покой, ведь поселка Новый Учхоз в попсовых путеводителях нет. Только местные мамочки с колясками прогуливаются по аллее, обходя каменную глыбу с громадиной танка наверху. Не зная, сколько тайн хранит это место...

Ленинград в опасности!

Август 1941 года. Немецкая группа армий «Север» прорывает Лужский рубеж советских войск и устремляется к Ленинграду 4-й танковой группой. Наше командование бросает в бой мощный резерв — образцово-показательную 1-ю Краснознаменную танковую дивизию генерал-майора В. Баранова.

В мясорубке встречного сражения у Молосковиц советские танкисты дрались отчаянно, изрядно потрепав три танковые дивизии ударного кулака Вермахта — 41-го моторизованного корпуса. Вот только остановить врага не удалось, а с нашей стороны в строю остались единичные машины. Выживших отвели в тыл для переформирования и пополнения, а Баранов с учетом дефицита средств окончательно изменил тактику. За спиной спешно готовился к обороне Красногвардейский (так тогда называлась Гатчина) укрепленный район — копали противотанковые рвы, укрепляли ДОТы... Требовалось задержать немцев в предполье как можно дольше. При таком раскладе эффективно действовали танковые засады, которые наша 1-я дивизия научилась умело расставлять.

Здесь и проявил себя старший лейтенант 1-го танкового полка Зиновий Колобанов, которому поставили задачу перекрыть три дороги на Красногвардейск со стороны Луги, Волосово и Кингисеппа. Последующие события описаны в наградных листах и докладе командира полка Д. Погодина на имя помощника командующего Северным фронтом о боевых действиях с 15 по 30 августа. Внезапно атаковав противника, колобановцы в одном бою сожгли 43 танка (по данным боевого донесения No 53 1 ТП — 38, заметки в «Известиях» от 24 августа — 31), не считая другой немецкой техники. При этом экипаж командира записал на свой счет аж 22 вражеские машины! Невиданный успех, рекорд.

Так звучит каноническая версия, а дальше начинаются нестыковки, давшие повод скептикам приравнять погром к легенде о 28 панфиловцах. Дескать, в трудный момент защитникам Ленинграда для поднятия духа понадобился герой, и его тут же организовали политработники с журналистами.

Когда это случилось?

Странностей правда хватает. Так, табличка на памятнике, воспоминания Колобанова и других танкистов указывают на 19 августа, а наградной лист, приказы, боевые донесения и тот самый доклад о действиях 1-го танкового полка — на 20-е число. Вероятно, путаница возникла из-за того, что засады организованы, опять же по документам, не раньше 16:00 19-го. Вот и отложилась дата в памяти военных, ведь события шли для них непрерывным потоком: поиск позиций, рытье капониров, маскировка, выбор ориентиров...

Другое свидетельство — аэрофотоснимок немецкой разведки. Как утверждается, от 19 августа 1941 года. На нем виден район боя возле учхоза Войсковицы и деревни Ванго Староста (современный Новый Учхоз). Так вот, следов войны, горящих танков или окопов на местности нет. Хотя, по советским данным, Колобанов начал громить немцев около 14:00, удерживая позицию с утра до вечера. Значит, всё случилось завтра. Или не случилось?

Так может боя не было?

В наших документах триумф Колобанова отражен подробно, но и в немецких источниках сражение отмечено, пусть чрезвычайно скупо. Так, в журнале боевых действий 1-й танковой дивизии Вермахта находим сообщение от 20 августа о столкновении с «довольно сильным противником» как раз в нужном районе. Причем затруднения случились серьезные, только после обеда вражеские подразделения рапортуют о выходе к намеченной цели — железнодорожной станции Илькино (Войсковицы). Замечают «русские тяжелые танки» и в зоне ответственности 8-й танковой дивизии.

Есть и косвенные доказательства. 20 августа в Красногвардейске поднялась паника из-за канонады на окраинах. Связь была нарушена по халатности, а начальник местного отдела НКВД Федоров, не разобравшись в обстановке, приказал взорвать важные объекты и бежал из города. За это тревожного руководителя расстреляли, подельников отправили в лагеря.

Один же в поле не воин...

А Колобанов не действовал в одиночку: старший лейтенант командовал ротой тяжелых танков, пусть и неполного состава — пять КВ-1. Причем не стал бросаться в лоб на бронированные колонны немцев. Удары врага в этой зоне предполья Красногвардейского укрепрайона приняли стрелковые части — 2-я дивизия народного ополчения, подразделения 291-й стрелковой дивизии и батальон курсантов-пограничников Ново-Петергофского военно-политического училища НКВД. Танки же, как средство последней надежды, укрылись в засадах позади пехотных оборонительных позиций.

Ополченцы не имели особой подготовки, питало их желание защитить родной Ленинград, зато курсанты по факту были отборной пехотой. Гранатами, бутылками с коктейлем Молотова они заставили авангард 8-й танковой дивизии немцев свернуть от Больших Борниц (см. интерактивную карту) в сторону Лужской дороги, ныне Р-23 «Псков» или Киевское шоссе. Где врага поджидал 267-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон, поддержанный парой танков роты Колобанова. Здесь экипажи лейтенанта Евдокименко (погиб на следующий день) и младшего лейтенанта Дегтяря около полудня 20 августа сожгли девять вражеских танков.

В то же время другие части 8-й танковой дивизии Вермахта методично подавляли советские узлы сопротивления, обходя фланги курсантов. От Сяскелево на Войсковицы двигалась боевая группа соседней 1-й танковой дивизии. Тут враг и напоролся на засаду Колобанова, а ближе к вечеру, заканчивая окружение пограничников, наткнулся на позиции младших лейтенантов — сначала Сергеева, подбившего 8 танков, потом Ласточкина, уничтожившего еще 4 машины, причем 2 — тараном. Тут потерян единственный КВ — Сергеева. Комдив чуть не отдал офицера под трибунал за оставление разбитого танка на поле боя, но ограничился понижением в должности. И наград младший лейтенант, разумеется, не получил.

А разве реально столько танков подбить?

Результативность советских танкистов выглядит фантастической, однако факторы складывались в нашу пользу. Тяжелый танк КВ-1, несмотря на ряд слабых мест, — лучший в мире на тот момент. Немцы называли 50-тонную машину «призраком» за неуязвимость для противотанковых пушек. Уничтожить «Клима Ворошилова» можно было лишь из 88-мм зенитки или подрывом (как было с геройским КВ подо Ржевом), для чего требовалось приблизиться к цели вплотную. Колобанов вспоминал, что после боя насчитал на танке 147 попаданий (наводчик Усов рассказывал о 135). И броня выдержала.

При этом даже Л-11 — самая слабая из 76,2-мм пушек, которыми снабжали КВ-1, пробивала немецкие танки той поры в лоб на дальности до километра. А Колобанов уничтожил колонну из 22 машин выстрелами в борт с дистанции 300-800 м.

Экранированный КВ-1
Обычный КВ-1
Колобанов воевал на экранированной модификации КВ-1 (толщина брони - до 100 мм!) – Кировский завод выпускал таких монстров в июле-августе 1941-го, сражались они на местных фронтах. Сейчас увидеть подобную машину можно в Финляндии, в танковом музее Парола

Удачный выбор позиций. Очевидцы сходятся в том, что Колобанов лично объехал участок фронта и наметил точки размещения танков. На дороге от Волосово за Большими Борницами пару КВ-1 отлично замаскировали (не исключено, используя старые капониры — наша 1 ТД, по данным журнала боевых действий, стояла здесь 30 июля), на Лужской трассе тяжелые машины прикрыли узкое дефиле через противотанковый ров. А сам командир роты окопался по самую башню у перекрестка дорог, окруженных топкими лугами, применив против немцев тактику Зимней войны. Тогда финны подбивали головные советские танки, потом переносили огонь на хвост колонны, лишая ее маневра, а следом методично расстреливали остальных, словно в тире.

Не исключено, Колобанов видел это своими глазами. Кадровый офицер с 1936 года, с отличием закончивший училище, он брал Линию Маннергейма, дошел до Выборга, трижды горел в танке. И наводчик орудия КВ-1 А. Усов был ветераном боевых действий — инструктором-артиллеристом, то есть свое дело тоже знал отменно.

Что думали немцы?

Признавая факт боестолкновения, немцы погрома словно не заметили. Судя по отчету о потерях 4-й танковой группы, она списала за 20 августа лишь один легкий командирский танк, 113 солдат и... 50 лошадей. Правда, в предварительном списке еще пара легких танков и 4 бронетранспортера, но их, видимо, починили.

Пушка так раскалилась, что отстала краска. В танке было сизо от дыма, стало трудно дышать. Вражеские снаряды хоть и не пробивали броню, но производили такой жуткий грохот, что казалось, будто по голове бьют кувалдой. Окалина брони, образовавшаяся от ударов снарядов, впивалась в лицо, в руки. Очередным снарядом заклинило башню. Командир приказал покинуть укрытие, чтобы маневрировать корпусом. Никифоров взялся за рычаги, и танк выполз наверх. Стало видно, как фашисты на перекрестке устанавливают две противотанковые пушки. Я навел орудие, снаряд попал прямо под колеса первой. Вторая успела выстрелить и сбила командирский перископ. Уничтожил и ее. Снаряды были на исходе
Старший сержант А. Усов
наводчик КВ-1

Исследование питерского историка Дениса Базуева показало: в августе 41-го штабисты Вермахта предпочитали не тревожить начальство шокирующими отчетами и «размазывали» потери на несколько дней. С таким допущением данные советской стороны и противника более-менее сходятся.

Кроме того, поле боя осталось за немцами. Расстреляв боекомплект, Колобанов получил приказ комбата прорываться к Красногвардейску, что и исполнил, посадив на броню 7 раненых пехотинцев (танкам придавались истребительные группы). То есть враг вполне мог эвакуировать и починить подбитую технику. Ведь германские боевые наставления предписывали экипажам при повреждении танка выбрасывать на броню дымовые шашки и уходить. Поэтому «сгоревшие» машины могли оказаться маскировкой.

Наконец, не ясно точно, кто попал под раздачу засады командирского танка Колобанова. Так как в тот момент Вермахт производил сложные маневры. 8-я танковая дивизия разворачивалась, чтобы ударить в спину защитникам Луги, в предполье Красногвардейского укрепрайона ее сменяла 1-я танковая дивизия, а 6-я действовала чуть севернее, прикрывая фланг группы, что, в теории, не исключало выделение поддержки соседям. Но, скорее всего, 22 танка относятся к боевой группе Хейденбранда 1-й дивизии, а остальные — потери 8-й танковой, которая пыталась окружить курсантов и первой перерезала Лужское шоссе.

Сохранился любопытный документ о наличии техники трех танковых дивизий 4-й танковой группы на 23 августа 1941 года. 104 машины (исключая БТРы) находились в ремонте, а 103 уничтожены: в основном, легкие чешские PzKpfw 35(t), PzKpfw 38(t) и средние немецкие PzKpfw III. Вероятно, в этом есть заслуга колобановцев. Точно узнаем, лишь если в архивах найдутся отчеты вражеских танковых полков или хотя бы... загадочная кинопленка. По легенде, после боя на позицию примчались высокие чины с кинооператором, и тот заснял погром. Но куда делись ценнейшие кадры — никто не знает...

Перечеркнутые герои

Действия Колобанова не остались без внимания начальства. Командир полка представил почти весь экипаж к званию Героев Советского Союза, в дивизии поддержали, однако в штабе Ленинградского фронта это перечеркнули и написали «орден «Красное Знамя». Такой же получили механик-водитель старшина Н. Никифоров и заряжающий красноармеец Н. Родников. Высший орден СССР — орден Ленина — вручили наводчику старшему сержанту А. Усову. А стрелка-радиста старшего сержанта П. Киселькова отметили медалью «За Отвагу» вместо ордена Ленина...

Откуда такая несправедливость? Называют разные причины. Вроде как и Красногвардейск врагу сдать пришлось, и вообще награждали в 1941-м не очень охотно — большинство представлений к Герою от 1-й танковой дивизии отклонялись начальством... Но больше всего спекуляций связано с загадочной личностью Колобанова. Сослуживцы рассказывали, будто по окончании войны с Финляндией Зиновия Григорьевича уже представляли к Герою и дали звание капитана. Но, дескать, комиссарам на глаза попалось фото «братания» его подчиненных с финнами. И... Говорят, в огонь Великой Отечественной Колобанов попал чуть ли не с зоны.

Документальных подтверждений этому нет. А есть запись в личном деле о награждении за советско-финскую орденом Красного Знамени и послужной список без перерывов на «отсидку». Разве что наследники танкиста-аса однажды демонстрировали фото из семейного архива, где Колобанов позирует в капитанской форме и с Золотой Звездой на груди. Фейк? Что грозило в то время за подобный «карнавал», пояснять не надо.

После легендарного боя Колобанов сражался под Ленинградом, пока в сентябре при погрузке боеприпасов и дозаправке топливом возле танка не разорвался снаряд. Итог — тяжелая контузия, повреждения головы и позвоночника, частичный паралич... В 1942-м году Зиновий Григорьевич стал капитаном, однако до Победы пролежал в госпиталях, успев даже побывать по документам... пропавшим без вести!

С трудом восстановившись и вернувшись в строй, Колобанов вскоре вновь оказался в центре скандала. Якобы из советской оккупационной зоны в Германии на запад дезертировал солдат — подчиненный израненного ветерана. Поэтому опального командира батальона от греха отправили подальше — в Белорусский военный округ. Хотя по документам всё опять же прошло в штатном режиме. В 1958 году подполковник Колобанов уволен в запас, и до конца своих дней 8 августа 1994 года Зиновий Григорьевич жил в Минске, работая на МАЗе.

О подвиге 1941 года тогда уже почти забыли, а кто пытался вспомнить — сдобрил историю различными мифами. Правда одна — Колобанов с наводчиком Усовым навестили поле боя, где ко Дню танкиста 8 сентября 1983 года всё же открыли памятник. С неправильной датой, ошибочной фамилией заряжающего (Роденков) на мемориальной табличке и тяжелым танком ИС-2, который начали выпускать лишь под занавес 1943 года. А звания Героя никто из ветеранов так и не дождался. И вопросов о танковом побоище меньше не стало...