Попалась в сети такая сказочка.Что думаете?
История эта началась в 1943 году, когда юный унтер Вермахта, назовем его Ганс, оказался в советском плену. Описание того, как он в этот самый плен попал, опустим. Попал и попал. Не он первый, не он последний.
Елок в России много, снега тоже, так что Ганс не скучал. Шуровал пилой и напевал про Августина.
Время шло неспешно. Вот первый год прошел, вот второй. Вот и война закончилась. Камерадов по лагерю стали одного за другим отправлять обратно в Дойчланд. А его все не отпускали. Орднунг ист орднунг,-подумал Ганс,- значит надо ждать. Так и сидел по победного. Любовался елками. Про снег тоже не забывал.
И то ли снежинка какая волшебная в глаз попала, то ли заговоренной елочной иголкой укололся, но когда по договоренности с Аденауэром, последние немцы были возвращены нах, ээээ, Фатерлянд, Ганс заявил, что ему и здесь неплохо.
Возражать не стали. Руки у парня были, а мужиков в стране не хватало. Ну и что, что немец, лишь бы человек был хороший. Выправили бывшему унтеру серпастый-молоткастый. Так и остался Ганс в России.
Жил своей жизнью, обзавелся семьей. К тому моменту, когда и внуки уже пошли, ни о какой Германии он уже не думал. Пенсию получал, футбол смотрел.
Но случились 90-ые. Жить становилась все труднее и труднее. Родня, пересмотрев в очередной раз телевизор, все чаще стала намекать, что не слишком ли он задержался в России? Раз намекнули, два намекнули. Однако, тенденция наметилась.
Плюнул Ганс, да и пошел в немецкое консульство - оформлять документы на выезд. Документы приняли. Через какое-то время Ганс снова оказался в Германии.
И здесь он узнал, что мало того, что у него все эти годы сохранялось гражданство Германии, так он еще и числится в Бундесвере. Только взгрустнул, что опять придется с ружьем бегать, как у порога нарисовался социальный работник.
Объяснив Гансу ситуацию, он сообщил, что последнему причитается унтерское денежное довольствие с 43-го года, плюс ко всему, он должен был в 70-ых уволиться по выслуге лет и ему положена пенсия за все эти годы, размер которой составляет ...Когда Ганс узнал сколько составляет этот самый размер, то присвистнул и непроизвольно произнес что-то про муттер и далее неразборчиво.
-Но есть одна закавыка, - продолжал работник. -Вы должны подписать бумагу, что не имеете претензий к правительству Германии и отказываетесь от подачи судебного иска.
Да какой нафиг иск! - подумал Ганс, - Это я, получается, теперь превратился из рублевого миллионера, которыми были почти все граждане России, в настоящего марочного. Можно даже сказать, выдержанного. Во дела...
-Утром деньги, вечером стулья? - на всякий случай переспросил он немца. Тот удивленно поднял брови, но Ганс не стал вдаваться в подробности и полез за ручкой. Сделка совершилась.
Орднунг ист орднунг. Ганс обрел свое богатство. Прикупил пару магазинов и зажил счастливой жизнью бюргера. А у всякого приличного бюргера должен быть свой адвокат. Завел такого себе и Ганс.
И вот как-то попивая баварское, он со смехом рассказал своему законнику, какая история с ним приключилась. Адвокат поперхнулся пивом и закричал:
-Да тебя обули как лоха последнего, братан!
Примерно так он и сказал. Ну, или может быть что-то похожее. Не знаю точно, каким арго пользуются адвокаты в Германщине.
И пока Ганс недоуменно пытался понять в чем же здесь можно обмануть, адвокат продолжал вопить:
-Карьера! Ганс, в армии ты мог делать карьеру! Тебе выплатили как унтеру, а обязаны были учесть твое повышение. Понимаешь?
Ганс не понимал.
-Ну, как тебе объяснить? Тебе за выслугу лет звания должны давать! Так что ты, получается, минимум фельдфебель, а то и офицер. Понял!?
Да, - подумал Ганс,когда адвокат успокоился, - все-таки и здесь нет настоящего Орднунга. И пошел за бутылкой Столичной.
"А.ПОЧИНОК – ...На минуточку – 40 тысяч человек осталось во Франции в то время, из той небольшой армии, которая там была.
А.ПОЧИНОК – Люди не хотели возвращаться в эту крепостническую страну - страну, в которой Александр, чтобы вести эти войны, продал огромную часть дворцовых крестьян, вообще, окончательно в рабство помещикам; страна, в которой идет закабаление; страна, в которой – прошу прощения, Тютчев спрашивает, как наказали Дантеса? – Ну, выслали из страны. – Ой, пойду-ка я убью Жуковского – может, дадут паспорт из страны уехать. Страна, из которой – мы будем смотреть документы – выпускают только по разрешению императора. И вот 40 тысяч из такой относительно небольшой армии остается там. Более того, когда Александр обращается и просит: Вернитесь! Оплачивает дорогу, говорит, что не будут наказывать. Как вы думаете, какой процент вернулся?
О.ЖУРАВЛЕВА – Пять.
А.ПОЧИНОК – Ноль. Не вернулся никто."
"А.ПОЧИНОК – ...На минуточку – 40 тысяч человек осталось во Франции в то время, из той небольшой армии, которая там была.
А.ПОЧИНОК – Люди не хотели возвращаться в эту крепостническую страну - страну, в которой Александр, чтобы вести эти войны, продал огромную часть дворцовых крестьян, вообще, окончательно в рабство помещикам; страна, в которой идет закабаление; страна, в которой – прошу прощения, Тютчев спрашивает, как наказали Дантеса? – Ну, выслали из страны. – Ой, пойду-ка я убью Жуковского – может, дадут паспорт из страны уехать. Страна, из которой – мы будем смотреть документы – выпускают только по разрешению императора. И вот 40 тысяч из такой относительно небольшой армии остается там. Более того, когда Александр обращается и просит: Вернитесь! Оплачивает дорогу, говорит, что не будут наказывать. Как вы думаете, какой процент вернулся?
О.ЖУРАВЛЕВА – Пять.
А.ПОЧИНОК – Ноль. Не вернулся никто."
Московский журнал «Голос минувшего» издал в 1916 году часть «Записок» артиллерийского офицера Барановича «Русские солдаты во Франции в 1813-1814 годах». Так вот, в этих записках имеются строки, говорящие о том, что не только русское офицерство, но и простые солдаты заразились «французским ядом». То есть, русские солдаты оставляли свои полки и нанимались к фермерам-французам работать на их виноградниках. Фермеры не только обращались с бывшими крестьянами и цеховыми по-людски, но хорошо кормили и платили жалование. И эта их жизнь настолько было несравнимой с жизнью в России, что некоторые солдаты предпочли остаться во Франции. Например, когда артиллерийской роте, где служил Баранович, был отдан приказ выступать в обратный поход из Франции в Россию, то низшие чины и солдаты в количестве 17 человек «не явились в парк», но «бежали к своим хозяевам, уговорившим их, - как пишет Баранович, - содержать их на своем иждивении и женить на дочерях».
Сей факт подтверждает московский главнокомандующий
Когда пришла пора возвращаться в Россию, уже не несколько десятков унтеров и солдат не вернулись в свои полки и роты а сотни, тысячи, десятки тысяч. Тот же Баранович в своих «Записках» пишет, что когда войска прибыли к российским границам, «осталось во Франции до сорока тысяч» солдат и нижних чинов. Это была уже весьма приличная цифра. Император Александр попросил короля Людовика поспособствовать возвращению дезертиров при условии их прощения, и что даже «путевые издержки Государь, - сообщает Баранович, - примет за свой счет». Король поспособствовал, но фермеры не выдали беглецов. Как пишет в конце тот же Баранович, из дезертиров «ни один не возвратился».