Вчера мы с georgом заговорили о нашей питерской старушке, владелице одной комнаты в четырёхкомнтаной коммуналке на Литейном пр. где жил Иосиф Бродский (поэт) и где спец.фонд всё выкупил под музей Бродского. Эта одинокая женщина жила там всю жизнь и знала всю семью Бродских. Она заняла принципиальную позицию и комнату у неё не могут выкупить уже более 15 лет. Насколько я помню начинали торговаться с 2,5 млн.руб., что было раза в 4 дороже рыночной цены. И все последущие наезды и уговоры вызывали только удорожание. Мне очень нравиться смотреть по телевизору с каким достоинством эта Нина Васильевна держится: "Ну поэт, ну лауреат, ну Бродский - а я Нина Васильевна Х., главный инженер, ветеран труда, хороший человек - 17 миллионов рублей." Ещё поговорят-поговорят - 18 миллионов рублей.Молодец.
Полно народу у нас в Питере, которые не считают Бродского великим поэтом. А его Нобелевку считают чисто политической. Я бы даже сказала, что большинство питерских считаю Бродского малообразованным и чванливым.
Может и она его не уважает.
Полно народу у нас в Питере, которые не считают Бродского великим поэтом. А его Нобелевку считают чисто политической. Я бы даже сказала, что большинство питерских считаю Бродского малообразованным и чванливым.
Может и она его не уважает.
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петрогра
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
дал
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожи
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петрогра
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
дал
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожи
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петрогра
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
дал
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожи
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
Ты снилась мне беременной,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель.
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленно
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак
не дернусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемост
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
Ты снилась мне беременной,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель.
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленно
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак
не дернусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемост
Полно народу у нас в Питере, которые не считают Бродского великим поэтом. А его Нобелевку считают чисто политической. Я бы даже сказала, что большинство питерских считаю Бродского малообразованным и чванливым.
Может и она его не уважает.
Бродский вообще-то справочники и учебники по обслуживанию электронной аппаратуры писал, я его книги до дыр зачитывал, когда еще в школе учился. Если его квартиру в музей хотят преобразовать - молодцы, а старуха - просто жадина.
А если речь про его однофамильца-стихоплета, то не читал, но осуждаю. Нормальные люди стихов не пишут и не читают, никакиой от них пользы, кроме вреда.
Бродский вообще-то справочники и учебники по обслуживанию электронной аппаратуры писал, я его книги до дыр зачитывал, когда еще в школе учился. Если его квартиру в музей хотят преобразовать - молодцы, а старуха - просто жадина.
А если речь про его однофамильца-стихоплета, то не читал, но осуждаю. Нормальные люди стихов не пишут и не читают, никакиой от них пользы, кроме вреда.