От редакции:
Путешествия в Европу или Азию, на юг или на север, неважно куда, чтобы состояться, должны преодолеть два главных камня преткновения: «найти время» и «найти деньги». Зачастую, основным становится какой-то один из них (есть деньги, но некогда, или куча времени, но ехать не на что). И тогда путешествие все равно остается в стадии мечты. Но если денег мало, времени в обрез, но в путешествие ОЧЕНЬ хочется? Вспоминается поговорка: кто не хочет – ищет оправдания, кто хочет – возможности. Об одном из таких путешествий «вопреки» мы сегодня и расскажем.
Это счастье планировалось с марта, но собрались все равно в последний день. Ничто так не развивает фантазию, как две рассрочки на квартиру на двоих. Задача была проехать почти пять тысяч км по Европе и уложиться в 20 тысяч рублей. Да, на двоих. Да, с бензином, гринкартами, паромом и едой. В помощь пришли палатка со спальниками, вписки с каучсерфинга и наш друг гречка.
Стоит заметить, что план не выполнили, местами от того, что максискутер у нас, конечно, боевой, но под конец сдался и потребовал внимания, а местами от того, что я ем. Тем не менее, мы побили все рекорды бюджетных путешествий и знаем, как провести две недели в Европе, повидав семь стран, и на все это удовольствие потратить 25 тысяч бешеных денег на троих, включая мопед по имени Ларри (он любит, когда его называют мотоциклом).
Хотя у меня есть права категории «А», которые я совершенно честно получила сама, я совершенно честно не умею ездить на мотоцикле. Зато я очаровательно играю роль багажа.
Карта и легенда, распечатанные с гуглмапсов, очень пригодились, так как в последний момент мы выяснили, что не можем ехать с навигатором, ибо место у прикуривателя строго заняла палатка. А отказаться от нее мы не смогли. Я даже сумела упихать все вещи в кофры. Очень живописно смотрелся котелок, привязанный к кофру. Он вкупе с русскими номерами сразу говорил, что ждать от нас нечего. По России мы ехали по угнетающе прямой дороге. Я бы, наверное, уже тогда научилась засыпать на мотоцикле, если бы не боковой ветер. В моем понимании, если он и самолеты сдувает, нас маленьких уж подавно должен был сдуть, я ждала и планировала канаву, свободную от демотиваторов в виде крестов вдоль дороги. Канава не состоялась, но состоялась первая остановка в городе Остров. Там чудесные навесные мосты, которые спасли в свое время от немцев. Я, правда, всегда считала, что, спасаясь от немцев, мосты, наоборот, взрывали. Но, видимо, эти мосты настолько чудесны, что, выбирая между деревней за мостом и мостами, остановились на спасении мостов. И правда, деревня того не стоит.
После Острова заканчивается угнетающе прямая, да еще и ровная дорога. И начинается платная трасса. Относительно платная, ибо в интернетах и на знаках она значилась как платная, но вот кому эту самую плату отдать, мы так и не нашли. Как не нашли и причины, по которой мы должны за нее платить. Ни один рубль, вырученный от проезжавших по этой дороге, на ее ремонт точно не пошел.
А потом наступила Латвия. Латвия наступила совершенно неожиданно: мы приехали на пустынную границу с невиданно огромным по местным меркам количеством таможенников в размере трех штук. К этому моменту я уже думала только о еде и сне. В целом, дальше можно было бы и не писать, потому что так и прошло все путешествие. Я думала о еде и сне. Первая ночевка была уныла и холодна. Я чувствовала себя совсем маленькой и одинокой под сомнительным укрытием палатки где-то посреди огромной Европы.
А поутру мы учились упаковывать все обратно. Все упаковываться не желало. Палатка не влезала в чехол, чехол в мопед, а вещей просто оказалось слишком много. Их кто-то подкинул ночью. Дорога в Латвии не сильно отличалась от русской. Судя по всему, латвийцы боялись русского вторжения и ненавязчиво сопротивлялись, а может, это сохранившееся русское влияние. Ибо чем дальше мы отъезжали от Родины, тем ровнее становилась дорога. И вот здесь я начала чувствовать, что я в Европе: это вам не Россия, едешь-едешь-едешь, а все еще в Санкт-Петербурге; тут раз — и ты уже в другой стране. Так неожиданно для нас началась Литва.
Литву я полюбила сразу. Нет, жить там не хочется, но она очень дружелюбная. И литовцы дружелюбные. Так как чай покупать мы сочли экономически невыгодным, мы заехали в первую придорожную кафешку и отправили меня, как женский пол, просить кипятка в наш термос. Милый литовец с милым литовским акцентом, выяснив, что мы до Берлина, непосредственно поинтересовался просто так ли мы или по работе. Тут я поняла, что, выехав за пределы России, двое на мопеде с привязанным котелком уже не вызывают непонимания и удивления и вообще могут сойти за командировочных. Все литовцы и латыши в плане языкознания делятся на 2 части: те, что постарше, спокойно говорят на русском, те, кто помладше, — на английском.
Русские внесли в историю Литвы немалый вклад, что литовцы нисколько не отрицают и поминают на каждом камне. Где написано, что и этот замок жил да поживал пока не пришли мерзкие русские и не сломали. И тот, и этот, и ни капли благодарности этим русским. Не они бы, так башни и замки торчали бы на каждом шагу. Об этом я вечерами у палатки романтично писала в блокнотик. Если бы по дороге нас снесла фура или пьяный тракторист, этот блокнотик был бы отсканирован, сопровожден душещипательной историей и облайкан в соцсетях.
На следующий день у нас был план на Каунас. И орехи на завтрак. Орехи — это отдельный символ нашего путешествия. Одним из пунктов подготовки к поездке была стратегическая закупка в «Ленте» гречкой, тушенкой и орехами. Орехи закупались особенно масштабно, и мы героически грызли их 2 недели. Тем временем, пока некоторые говорят, что в Литве делать нечего и скука там скучная, у нас о ней остались только хорошие воспоминания.
Вот о Каунасе, например, и их школе пилотов. Пока я планировала маршруты по музеям, Гарри решил во что бы то ни стало попасть на день открытых дверей в летную школу. На всякий случай, а вдруг летать — это его призвание? Я не то чтобы была против, но вот на 3 часа рассказов о самолетах я не рассчитывала.
Гораздо больше удовольствия я получила от центра города. Собственно центра там — одна большая площадь и улица. По площади с завидной регулярностью проезжают толпами безумно гордые собой и безумно громкие мотоциклисты, делают почетный круг и едут своей дорогой. Это, видимо, местная традиция. А литовские туалеты в центре очень дружелюбны и в отличие от местных магазинов принимают евро. Интернациональные такие туалеты. Хотя те, у кого нет ни лат, ни евро, всегда могут воспользоваться местными телефонными будками: судя по запаху в них, это стандартная практика. Вообще, исторически Каунас обижен: его не ценили, и неблагодарные литовцы постоянно отдавали его немцам в знак уважения. Хотя потом каждый раз, как только мирились с русскими и поляками, отвоевывали его обратно. Так что тут мы не увидели таблички про русскую армию, которая пришла и все сломала. Тут литовцы признавали, что местный замок разносили по кусочкам все, кто проходил мимо. А теперь Каунас считается городом литовских гангстеров, хотя ни один из них нами обнаружен не был.
И мы уехали в Польшу. Польские дороги полностью соответствуют данным из интернетов. Они узкие и по ним носятся фуры. Или настойчиво и угрожающе едут за спиной, доминируя своими размерами над моей психикой. Польша тут же встретила нас городом с милым названием Сувалки, после которого мы свернули в лес поспать. Утром выяснили преимущество гречки перед рисом. Рис варится в разы дольше и тратит бесценный газ в горелке. Мы тут же полюбили гречку и убрали рис подальше.
Поляки ненормально религиозны. В Польше мало того что в каждом городке (по русским меркам, деревне) стоит церковь немереных размеров и красоты, а у каждого перекрестка двухметровый крест, украшенный аки новогодняя елка, так еще и на частных участках некие монументы с крестами. Я долго думала, что это они близких и любимых рядышком хоронят.
Гарри со смиренным унынием ехал в запланированный мной концлагерь Майданек. Еще большее уныние в него вносили дороги в городах. Все идеальные польские дороги заканчивались, как только мы пересекали границу города. Причем чем больше город, тем хуже становилась дорога.
В Люблине на очередной кочке-яме у нас отвалилось зеркало и впредь держалось на честном слове, то есть скотче. На этой трагичной ноте мы подъехали к концлагерю. Светило солнце, зеленела трава, голубело небо, на город открывался неплохой вид. На удобных дорожках концлагеря мамаши катали коляски, а школьницы гуляли и делились девичьими секретами. Глаз радуется, да и только. Недолго. Во всех бараках был стойкий мерзкий и тошнотворный запах. Я уже рисовала в своем воображении горы мертвых тел его исторгавших, когда мы пришли к выводу, что, скорее всего, это все-таки запах обработанного гадостью дерева. Я предпочитаю думать так.
По концлагерю живописно летают черные птицы и еще более живописно сидят на колючей проволоке. Одного отрицать нельзя, что все эти концлагеря жуть и дикость. Что меня удивляло, так то, что отсюда не было ни одного побега и даже попытка побега всего одна (русских, кстати). К последним баракам мне идти уже не хотелось и читать информационные стенды сил не было. Моральных. Так что мы уехали.
Тут нас ждало еще одно не самое приятное открытие. Юг Польши — это сплошной антикемпинг. Домики и поля, палатку приткнуть некуда. Выяснили, что по второстепенным трассам Польши ездить так же противопоказано, как и по городам по той же причине: ямы-канавы. В конце концов, мы сдались и единственный раз за все путешествие потратили на ночлег аж 500 рублей в уютном кемпинге близ маленького городка. За вечер, проведенный в нем, Гарри простил этому дню даже концлагерь. Городок находится на обрыве скального выступа и среди кучи достопримечательностей в ночи имеет в живых из них только центральную площадь. Это было такая красочная южная ночь, с черным небом и теплым ветерком, а на площади под редкими фонарями играл уличный музыкант в окружении парочек, сидящих на скамейках. Романтика и все такое.
Утро в кемпинге также было крайне добрым. К этому моменту все лишние вещи, которые кто-то нам подкидывал в первые дни утренних упаковок, этот же кто-то утащил обратно. И спальники уменьшились. Влезало все и еще оставалось место. Собирать-разбирать палатку-пенки-спальники я могла с закрытыми глазами. Вообще меня нагло эксплуатировали, и упаковкой занималась я. Гарри в это время проводил ТО мотоцикла и скептически осматривал резину, которая стиралась несколько быстрее, чем он ожидал.
Тем не менее, пока что мы с большим воодушевлением рассматривали дороги южной Польши и приближались к Кракову. Тут у нас была культурная программа в виде Велички. Соляные копи там оказались очень крутой штукой но, конечно, слишком туристоокупированной. Нас запустили на сто с лишним метров под землю в соляные шахты и всю дорогу предлагали полизать стены. Это очень даже действующие в свое время шахты огромного размаха, со скульптурами и часовнями глубоко под землей, где все, и даже плиточки на полу, высечено из соли. И подземными озерами, в которых, например, утонули наглые немцы. Пока мы по миллиону ступенек спускались вниз, я всерьез подумывала о пути назад, но нам благосклонно предоставили лифт — кошмар клаустрофоба.
Поляки тоже исторически не очень любят Россию. Девушка полька, у которой мы останавливались, периодически говорила про то, что «русские а-та-та, пришли и все сломали». Да и 9 Мая у них праздник так себе, а вот день независимости от России — официальный выходной. Но следующий город Вроцлав мы все равно одобрили. В частности, потому, что тут я смогла убедить Гарри, что нельзя уехать из Польши, не попробовав польской кухни.
В какой-то момент таблички вдоль дороги сменили язык на немецкий, и я вспомнила о немецких автобанах, по которым все носятся как ужаленные. и на всякий случай записала в дневник последние дни. Мы со своими 90 км/ч исполняли роль какого-то бревна, которое немцам, пролетавшим мимо, приходилось объезжать. Спасибо им.
В Берлине мы отыскали нужный дом, и, пока рассуждали, чей английский больше похож на английский, чтобы позвонить хостам Фази и Ольге, услышали сзади вопль «crazy машина!». Как оказалось, наш хост Ольга говорит на английском так же понятно, как в моих детских аудиокнижках, а Фази и вовсе когда-то знал русский и еще не до конца забыл. Фази весь вечер восхищался русскими людьми, русскими дорогами, русскими обычаями и нами, а особенно нашим Ларри. А Ольга рассказывала про свои путешествия в одиночку через все Европы на своем маленьком мотоцикле. Ларри в это время мирно спал в окружении немецких собратьев.
Утром мы изменили мотоциклу и пересели на метро.
Мы присоединились к бесплатной экскурсии Sandy man’ов и получили себе бодрого быстроговорящего английского мальчика в качестве экскурсовода. Я честно понимала одно слово из четырех, и потому составила весьма своеобразное мнение о Берлине, додумывая остальные три слова самостоятельно. Хотя мальчика мы быстро потеряли (совсем не потому, что я очень много ем).
Берлин большой и очень квадратный. Все эти огромные угловатые здания навевают мысль, что немцев еще и не отпустило, и они, как и раньше готовы встать и воевать. Прямо вот после этого очередного милитаристичного здания. И каждый встреченный немецкий бомж говорит по-русски, наглым образом выдавая свое происхождение. Продолжая уже традиционную тему нелюбви к русским, Германия тоже нашла повод. Русские солдаты совершенно несправедливо вторглись, все сломали, как водится, и обесчестили местных женщин. Нет, ну женщин-то за что, правда? В общем, и тут Россия не угодила. К четвертой стране нашего путешествия я окончательно свыклась с мыслью, что русских все не любят.
Мы как раз двигались в ее сторону, по пути заезжая в Гамбург. Фази рассказал про уютное местечко для нашего дикого кемпинга близ исторической стены, и мы отправились его искать. Где-то уже в темноте мы свернули с трассы, я предвкушала живописные развалины и горячий ужин, а Гари таинственным образом при помощи фотоаппарата и неработающего навигатора вез меня туда. После двадцать пятого поворота мы наконец-то подъезжали к невообразимому захолустью, обещающему нам безлюдную поляну. И видим две машины, три человека и полсобаки. После безысходного блуждания мы осознали, что спать все равно где — ибо не видно. Поэтому мы свернули к очередному огороду и поставили палатку на дороге. Пока Гари засыпая, боялся немецких гопников или лесников, меня обуревали менее адекватные страхи. За палаткой что-то шуршало, шумело, и толпы европейской нечести атаковали нас. Ближе к рассвету раздалась сирена. Тут я уже не выдержала и начала пинать спящее рядом тело, тело зевнуло, меланхолично сказало «А, это стреляют» и уснуло. Я рассчитала, в какую канаву лучше скатываться, когда нечисть с автоматами к нам подберется, и мужественно ждала рассвета.
Мокрое холодное утро как бы намекало, что мы движемся обратно на север. Гамбург встретил нас улицей района-гетто с магазинчиками порнофильмов и кабинками для любителей их посмотреть. Добытой в зверски дорогих магазинах булкой я щедро заделилась с гусями и лебедями. У меня был просто праздник какой-то, я выплеснула всю свою не вымещенную в Питере любовь к гусям и даже гусятам.
И меня увезли в Данию. Едва въехав туда, я поняла, что в Питере ветра нет. Даже на Васильевском острове не ветер, а легкий бриз. Уже на первом и самом маленьком мосте по дороге в Оденсе я мысленно видела маленький мужественный мотоцикл, сдутый коварным датским ветром в пролив. Нас не сдуло. Зато ветром, видимо, унесло всех людей из городка — родины Андерсена. Начитавшись в детстве его сказок, я ожидала увидеть пряничный городок с домами-башенками. Не знаю, как он здесь вырос, но город вполне подходит для родины Стивена Кинга, а уж вдохновения для того, чтобы придумать Лангольеров — хоть отбавляй. Широкие улицы без единого прохожего, где ветер гоняет мусор по дорогам. Мы из упрямства осмотрели полупустой центр. На девочке, писающей в старом городе, мы сдались и уехали в кемпинг. В Дании процветают кемпинги в принципе и бесплатные кемпинги для нищебродов в частности. В такой мы и поехали.
Вообще это не кемпинг, а территория огромного замка с кучей исторических достопримечательностей, у ограды которого можно ставить палатку на пару дней.
Поутру, высунув сонный нос из палатки, я перед этим самым носом обнаружила толпами приезжающих поглазеть на замок датчан. Они такие цивильные на больших машинах пачками приезжали, что нам стало неудобно, и мы быстренько собрались и поехали в Копенгаген. Нас ждал нереально длинный мост. Я рассчитывала соотношение скорости ветра и своей массы. Единственное, что меня утешало в этом расчете — это направление ветра: мне совсем не грозило быть сдутой в море, меня бы всего лишь живописно размазало по отбойнику.
После моста настал Копенгаген. Мы, сами того не зная, удачно приехали в город утром. Лучшей парковки для Ларри, чем велосипедная стоянка, не нашли, так что оставили его доминировать над велосипедами. Я поняла, что Дания сделала Питер не только по скорости и силе ветра, но и по каналам. Их каналы гораздо симпатичнее и количеством ничуть не уступают Питеру. Это мы узнали, пока шли к Христиании — чудесному кварталу-коммуне хиппи. По совместительству мини-Амстердам: тут вы можете купить все, чтобы познать прелесть этого мира.
Когда мы возвращались, то поняли, куда подевались все люди Дании: они все в Копенгагене! Центр внезапно заполнился толпами людей и велосипедов! Когда мы свернули за угол, где «Вот, а тут мы и оставили мотоцикл», мы обнаружили только велосипеды и ни одного мопеда. Мысль о том, что было в кофрах и что мы больше никогда не увидим, сменилась осознанием, что улица все-таки не та. Легче не стало, ибо никто из нас теперь не понимал, куда идти. После обреченного прочесывания каждой улицы, буквально на последнем издыхании, мы нашли мопед и отправились в Мальмо.
Маша из Мальмо была бесценна не только наличием ванны и горячей воды, но и навыками русского нищеброда в Швеции. Так как гречка подошла к концу, она провела нам увлекательный тур по самым дешевым полкам продуктового магазина. После чего мы стали обладателями супа, замаскированного под колбасу и консервной банки равиоли.
Дальше была долгая дорога по уже знакомой и любимой Швеции до Стокгольма. Ничего не знаю про прославленные немецкие дороги, но вот шведские искренне обожаю. На мой неразумный взгляд, от немецких по качеству они не отличаются, но именно тут у меня появляется ощущение незыблемой безопасности и уверенности.
В этой умиротворенности я тихонечко засыпала сзади. Но Гарри, уже научившийся определять, когда я засыпаю, опять меня будил. Живописные виды опечаливали мертвые тушки пушистого зверья вдоль дороги. Только на этот раз у меня они вызывали не жалость, а опаску за то, что это откормленное животное может броситься нам под колеса. Почти летний Стокгольм оказался даже еще лучше, чем зимний. А тем более вечерний и закатный. Мы нашли уютненький парк чуть ли не посреди города, помня о том, что в Скандинавии палатку ставить можно где угодно.
На пароме был просто праздник какой-то! Меня запустили в шведский стол. Спустя всего полчаса Гарри сделал глубокомысленный вывод о том, что в силу желудка размером с котенка я экономически невыгодна для шведского стола, а я с завистью смотрела на то количество еды, которое в него помещалось.
Паромы вообще дарят мне радость и спокойствие, и в данном случае Финляндию. К вечеру мы оказались в Турку и обнаружили дыру в колесе. Дырочку. Пока я обреченно взирала на эту дырочку, а Гарри проводил с ней какие-то махинации на финской заправке, к нам подошел финский уборщик и спросил «Problem?». Посмотрел, поболтал, позвонил в ближайший мотосервис, нарисовал нам план как туда проехать. Не уборщик, а подарок просто. Тут пригодился разваливающийся поворотник. А точнее шуруп из него, идеально подходящий под размер дырочки в колесе, чем и воспользовался Гарри, завинтив дыру.
Утром в мотосервисе финны великодушно предложили нам за бесплатно выбрать резину из кучи покрышек, валявшихся рядом. Они, конечно, использованные, но по финским меркам. По нашим меркам, на некоторых из них еще ездить и ездить. Но Ларри заслужил себе новую и на радостях в тот же день довез нас до России. Тут бы закончить этот рассказ. Но! Такого стресса от возвращения на Родину я не ожидала. Для начала на нас сразу же напала настоящая майская гроза со сплошной стеной дождя и молниями. Она дополнялась ямами на дорогах, отсутствием обочины и водителями неразумными.
Проезжающие фуры обдавали нас волнами грязной воды. А до кучи мы вспомнили об особенности Ларри глохнуть во время сильных дождей. Естественно, на перекрестках. Гарри меланхолично напевал «Это просто счастье, путь домой...», а я мечтала о борще и ванне.
Если вы съездили в интересное и необычное путешествие и хотите поведать о нем миру, – пишите на moto@corp.mail.ru.
